Не помня себя, человек оказался внутри. Дрожащими руками схватил кусок копченой говядины со стола, запихнул в рот, лихорадочно жуя и давясь. В схваченный баул полетели незнакомые ему гранаты, пистолет с двумя обоймами, буханка хлеба, бутылка спиртного, упакованный в пластик полевой паек. Туда же он запихал и чужие мундиры. Все, пора уходить, пока никто не всполошился. Сквозь рев магнитофона он расслышал, как где-то неподалеку страшно завыла собака.
Выбравшись через окно, он побежал к лесу. Задыхаясь, нырнул под его сосновый полог, и потом что есть сил бежал дальше, спотыкаясь о валежник, натыкаясь на стволы деревьев. Упал, в кровь разбив лицо. Боль отрезвила его. Остановившись, человек рванул «молнию» сумки, достал виски и почти сорвал пробку. Он вылил на свой след почти половину содержимого. Как он не подумал раньше? А вдруг у них есть овчарки, и они пойдут по следу? Холодом дохнуло в низ живота, в памяти пронеслись полузабытые кадры старых советских фильмов про немцев. Нет ничего страшнее далекого лая овчарок. Надо сбить им чутье…
На рассвете следующего дня он прятался в кустарнике. Издалека — то затихая, то становясь громче — слышалось тарахтение вертолета. Он явно кружил, ища виновников ночного нападения. А через час прямо над прятавшимся человеком пролетел странный аппарат, похожий на сигарету с крылышками. Беспилотный разведчик…
Предисловие
Мы не знаем, как продолжать эту повесть. Герой ее обречен. И нам горько.
Это видение, читатель, совсем не пустая фантазия.
На первый взгляд, нарисованная здесь картина покажется многим плодом воспаленного и нездорового воображения. Но, право, не спешите с выводами, суровый читатель. Люди — существа странные, и во все времена им казалось, что Реальность, в которой они живут, вечна и неизменна. Даже пережив эпохи больших перемен, люди все равно думают: «Вот, пронеслась буря — и новый порядок установился надолго». Такова уж психология. Вот и теперь многим кажется, что после падения Советского Союза пришла и уже устоялась какая-то новая жизнь, что ужасы конца восьмидесятых — начала девяностых — это то «самое худшее», что уже позади. Да, то, что сменило советскую эпоху, имеет много недостатков, но, в общем, к этой жизни можно притерпеться, устроить деток в коммерческий вуз, найти работу в туристической фирме или в торговле — и жить себе помаленьку, смотря по телевизору бесконечные телесериалы.
Но Реальность в наши дни очень изменчива. Хуже того — непредсказуема. Знаем ли мы о том, что будет в 2015 году? Реальность за последний век с лишним все время преподносит сюрпризы. Ну, представьте себе, что вы перенеслись в 1900-й год в Париж, на Елисейские поля и встретили там хорошо одетого русского, который совершает моцион после сытного обеда в ресторане. Попробуйте поведать ему о том, что всего лишь полтора десятка лет спустя на полях Европы будут гнить десять миллионов трупов. Расскажите ему о газовых атаках и о людях с сожженными ипритом легкими, о мясорубках Вердена и Соммы, о налетах немецких цеппелинов на Лондон и бомбах, которые сыплются на голову. Опишите ему то, как танки давят гусеницами людей и орудия. Расскажите о крушении и развале Австро-Венгрии, о распаде Османской империи. А после попробуйте изобразить Россию, в которой расстреляна царская семья, лютуют голод и тиф, красные и белые бросают друг на друга корпуса и дивизии, а по полям и степям носятся многочисленные банды. Расскажите ему о расстрелах в подвалах Чека. Опишите ему его же собственную судьбу — когда он, постаревший и лишенный всего, будет бежать из Крыма на битком набитом пароходе в 1920-м, и как потом будет мыкаться в Стамбуле, а его дочь пойдет на панель, чтобы добыть хоть какие-то гроши на кусок хлеба.
Поверит ли он вам в своем 1900 году? Вряд ли. Скорее, посмотрит, словно на опасного сумасшедшего, а может, еще и с кулаками на вас бросится. А ведь вы скажете ему правду.
Люди не хотели видеть приближения Первой мировой войны. Даже в 1913-м солидные газеты полнились прогнозами компетентных экспертов о том, что долгая война невозможна, потому что, дескать, она за несколько месяцев разрушит современные финансовые системы, а пулеметы и скорострельные пушки быстро сделают свое дело.
«Для Пруссии-Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война невиданного раньше размаха, невиданной силы. От 8 до 10 миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи. Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной, сжатое на протяжении трех-четырех лет и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс, вызванное отстрой нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите. Все это кончается всеобщим банкротством. Крах старых государств и их рутинной государственной мудрости — крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны. Абсолютная невозможность предусмотреть, как все это закончится и кто выйдет победителем из борьбы, только один результат абсолютно несомненен: всеобщее истощение…» — так в 1887-м говорил Энгельс, сподвижник Карла Маркса.
«…Общеевропейская рабочая республика, силы которой могут быть временно объединены под одной какой-нибудь могучей диктаторской рукою, может быть (опять-таки очень ненадолго) так сильна, что будет в состоянии принудить и нас принять ту же социальную форму, втянуть и нас огнем и мечом в свою федерацию…». Это говорил в 1885 году основоположник консервативной революции Константин Леонтьев. Почти точное предсказание гитлеровского Третьего рейха, который пойдет на нас под красным (хотя и со свастикой) знаменем хотя и «национал», но все-таки «социализма». И его правящая партия так и будет называться — Национал-социалистическая рабочая партия Германии.
Но ни Энгельса, ни Леонтьева никто не хотел слышать.
Можно вспомнить и другие примеры. Скажем, какого-нибудь победоносного англичанина, сэра Рональда — молодого, патриотичного и счастливого, в 1918-м только вернувшегося с победой над немцами. И вот вы пытаетесь сказать ему, что всего лишь через три года Британская империя подпишет Вашингтонский договор, добровольно отказываясь от мощного океанского флота, а потом вообще начнет трещать по швам. Что казавшийся непоколебимым фунт стерлингов в 1931 году уступит место доллару, а потом англичане вообще окажутся жестоко битыми какими-то японцами. Разве он вам поверит?
Хотя возможны и обратные примеры. Так, за безнадежного параноика примет вас и американец из 1954 года, которому вы попробуете описать мир 1971 года: мол, не случилось никакой ядерной войны, вам не приходится жить в убежищах и ходить в противорадиационных костюмах, а главы государств СССР и США встречаются, чтобы подписывать договоры о разоружении и готовить совместный космический полет «Союз-Аполлон».
Нежелание людей видеть даже ближайшее будущее давно стало притчей во языцех. В 1900-м все казалось лучезарным и прекрасным. Разве что-то изменилось ровно век спустя? Так что, читатель, и нынешняя Реальность с бело-сине-красным флагом, Путиным, Пугачевой и Киркоровым преходяща. Впереди нас могут ждать весьма неожиданные повороты истории. Мы вообще живем в эпоху большой неопределенности. Выходя из дому, мы не знаем, станем или не станем мы через час заложником? Ложась почивать на ночь, мы не ведаем, не рванет ли сегодня гексоген в подвале нашего дома? Втискиваясь в поезд метро, мы не ведаем, доедем ли до следующей станции, не превратившись в обрубок обгоревшего мяса в искореженном вагоне. Садясь в самолет, мы рискуем увидеть последнюю картину в жизни: налетающие на нас стены небоскреба. И потому не стоит, право, отметать с порога ту картину, которую мы нарисовали в самом начале.